С незапамятных времен люди замечали, что дети более или менее похожи на родителей. А раз так, этой закономерностью можно воспользоваться. Еще Платон в диалоге «Государство» предлагал, как мы сейчас сказали бы, демографическую программу, которая регламентирует, кто с кем может заводить детей. По его мнению, у достойнейших мужчин должно быть несколько партнерш. В начале XVII века испанский врач Луис Меркадо написал трактат «О наследственных болезнях», где советовал подыскивать в супруги такого человека, который как можно больше от тебя отличается: тогда семя отца компенсирует изъяны семени матери, и наоборот. Но прошло еще почти 300 лет, прежде чем люди стали одержимы наследственностью.
В середине XIX века Чарльз Дарвин заявил, что жизнь подчинена естественному отбору. Организмы обладают разными признаками — одни черты помогают выжить и продолжить род, поэтому сохраняются, а другие исчезают. У Дарвина был младший двоюродный брат Фрэнсис Гальтон, и его эта идея поразила.
Как пишет Карл Циммер в книге «Она смеется, как мать», Гальтон изо всех сил старался окончить Кембриджский университет с отличием. Он нанимал репетиторов, ходил на пересдачи и даже упросил преподавателя перенести выпускной экзамен на год, но так и не преуспел. Тогда Гальтон осознал, что, в отличие от приятелей, он посредственность. А те, как ему казалось, унаследовали свои таланты и ум от родителей. Следовательно, выдающихся людей можно — и нужно! — разводить, проводя искусственный отбор.
В 1883 году Гальтон придумал для своего учения броское слово «евгеника», которое составлено из двух греческих корней: «хороший» и «род». Правда, это не помогло завоевать популярность на родине, в Великобритании. Зато евгенические идеи прижились в США.
История семьи Калликак
В конце XIX — начале XX века в Америке многие думали, что будущее страны под угрозой из-за распространения слабоумия. Среди тех, кто пытался найти причину, был психолог и педагог Генри Годдард, работавший в спецшколе. Годдард верил, что интеллект наследуется, как рост или цвет глаз, и что нация попросту вырождается. Чтобы проверить догадку, он стал изучать родословные учеников и вскоре нашел подтверждение.
Помощница Годдарда собрала информацию о полутысяче родственников одной ученицы и выяснила, что от ее далекого предка пошли две ветки потомков. Якобы во время Войны за независимость он переспал со слабоумной девушкой, а когда вернулся с фронта, женился на приличной женщине. У обеих родились дети. Среди отпрысков первой были сплошь идиоты и преступники, а от второй пошли врачи и адвокаты. По результатам этого исследования Годдард выпустил книгу «Семья Калликак", которая его прославила.
Еще до выхода «Семьи Калликак» в некоторых американских штатах были приняты законы о принудительной стерилизации преступников и слабоумных. Врач Уильям Макким, пишет Циммер, вообще предлагал "тихое безболезненное умерщвление». Обретя популярность, Годдард стал лоббировать подобные законы и дальше. Также власти по его совету стали проверять интеллект иммигрантов и солдат. Результаты были удручающие: казалось, что чернокожие и приезжие из Южной и Восточной Европы чуть ли не поголовно слабоумные. В 1924 году Конгресс принял закон, ограничивающий въезд в страну.
На самом деле помощница Годдарда много чего напутала. Никакого общего предка не существовало, а в «плохой» ветви было предостаточно вполне нормальных людей, грамотных и с работой. Отклонения в развитии, которые все же встречались среди родственников той ученицы спецшколы, часто можно было объяснить плохим питанием и другими спутниками бедности. Что до тестов на интеллект, то многие вопросы из них требовали не остроты ума, а конкретных знаний. Наконец, мы до сих пор не до конца понимаем, что такое интеллект, а тем более — как его измерять.
Начиная с 1920-х годов в Соединенных Штатах евгенику критиковали все громче, а в 1930-х она перестала считаться наукой. Но не в Германии.
Культиваторы генов
В Германии «Семья Калликак» впервые вышла еще в 1914 году. Как указывает в своей книге Карл Циммер, Адольф Гитлер прочитал ее спустя десять лет, пока сидел в тюрьме. К власти Гитлер пришел в январе 1933 года, а уже в июле в Германии был принят закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями. Среди прочего в список попали шизофрения, наследственные слепота и глухота, хорея Гентингтона, заячья губа.
Закон позволял стерилизовать больных людей, чтобы те не произвели такое же потомство. Решение принимал судья и два медика. Слабоумие выявляли с помощью тестов наподобие тех, что использовались в Америке. Через полтора года еще один новый закон обязал немцев предоставлять справки о состоянии здоровья перед вступлением в брак.
В книге The Nazi Doctors Роберт Джей Лифтон пишет, что врачам в Третьем рейхе так объясняли их миссию: они должны заботиться о том, чтобы люди осознавали весь свой расовый потенциал, не просто лечить больных, а взращивать гены, поддерживать чистоту крови и проповедовать законы природы.
Самой милосердной терапией для неизлечимых и безумных считалось умерщвление, поэтому стерилизация была только первым шагом. Дальше нацисты стали убивать «дефективных» детей в больницах, потом — взрослых. В основном расправлялись с пациентами психиатрических лечебниц, часть из которых переделали в центры для проведения эвтаназии.
Одна такая лечебница располагалась в замке Графенек. Переоборудованной она была открыта с января по декабрь 1940 года, после чего программу пришлось свернуть из-за возмущения немцев. Но убийства не прекратились. Наоборот, нацисты уничтожали все больше людей: больных, преступников, гомосексуалов, евреев, цыган и других неарийцев — просто делали это тайком и в основном на оккупированных территориях.
Истребление людей остановили только советские и союзнические войска под конец Второй мировой войны. Но они не победили евгенические идеи.
Отредактированные дети
«Несомненно, мы обязаны помнить о Холокосте и не позволить истории повториться. Но мы чувствуем, что у нас есть моральный долг способствовать «хорошим рождениям», то есть ставить перед собой в буквальном смысле евгенические цели. Действительно, если родителей поощряют обеспечить своим детям наилучшие условия (хорошее питание, образование, лечение, атмосферу любви в доме и т.д.), то почему бы не поощрять их к тому, чтобы у их детей были хорошие гены?» — пишет в статье о евгенике для Стэнфордской энциклопедии по философии Сара Геринг.
Евгенисты и нацисты рассуждали о генах, но не знали, что это такое. Никто не знал. В 1940-х годах ученые только предполагали, что наследственная информация записана в ДНК, но ее структура и механизм передачи признаков от родителей потомству были загадкой. В наследственности до сих пор остается много неясного. Тем не менее уже известно назначение многих генов и сбои, к которым приводят поломки в ДНК. Существуют и инструменты, позволяющие менять гены. Они далеки от совершенства, но это не останавливает ученых.
В конце 2018 года биолог Хэ Цзянькуй объявил о рождении близнецов с исправленным геном, от которого зависит, произойдет ли заражение ВИЧ. Другие ученые в основном не одобрили эксперимент (достаточно сказать, что у обеих девочек нужный ген отредактирован неточно и не во всех клетках), а позже китайский суд приговорил Хэ к трем годам в тюрьме.
Летом 2019 года россиянин Денис Ребриков собирался проделать то же самое, только с геном, из-за которого ребенок рождается глухим. Якобы он даже уговорил одну пару, но, когда поднялась шумиха, те отказались. Вдобавок на такой эксперимент еще нужно получить разрешение Минздрава, а после истории с Хэ сделать это будет непросто.
Неизбежная евгеника
Тем не менее технологии уже позволяют контролировать или, по крайней мере, расшифровывать наследственную информацию, а в будущем станут точнее и дешевле. Оттого специалисты по биоэтике рассуждают о новой евгенике — либеральной. Называется она так потому, что касается благополучия отдельных людей, а не общества и государства в целом. В ее основе — личная свобода выбора родителей в согласии с их ценностями и представлениями о лучшей жизни. То есть законы не указывают, что хорошо, а что плохо, и не обязывают пару вообще что-то предпринимать.
На первый взгляд, в такой евгенике нет ничего дурного, но возникают трудные вопросы. Вот некоторые из них.
Родители обязаны менять гены ребенка ради его будущего или только могут это делать, а могут и оставить все как есть?
Можно ли менять гены эмбриона, если получить его согласие в принципе невозможно?
Что допустимо: предотвращать болезни или также улучшать признаки? Где проходит граница между лечением и улучшением? Все ли, что кажется улучшением, на самом деле таково? К примеру, самые умные люди — самые счастливые?
Пусть государство не диктует, что хорошо, а что плохо, но в культуре все же существуют устойчивые предрассудки. Если позволить родителям выбирать, не попросят ли они высокого белого гетеросексуального мальчика, ведь у него будет больше шансов преуспеть в жизни? Иными словами, доступное редактирование генома может укрепить расизм, сексизм, гомофобию и другие предубеждения.
Генные технологии сложнее и дороже, чем прививка от полиомиелита, поэтому еще долго будут доступны только избранным. Вдруг социальное и экономическое неравенство укоренится в биологии человека?
Не изменимся ли мы со временем настолько, что перестанем быть людьми?
Большинство из этих вопросов кажутся умозрительными. В конце концов, пока родились только два ребенка с отредактированной ДНК, да и то их никто не видел, а до массового использования таких технологий остаются десятилетия, если не века. Но стоит задуматься, сколько детей не родились из-за того, что генетический тест выявил патологию во время беременности. В случае с некоторыми отклонениями, например, отсутствием одной из двух половых хромосом, которое вызывает синдром Шерешевского — Тернера, будущие родители почти всегда выбирают аборт.
Трудно сказать, какое решение в такой ситуации верное. Карл Циммер в своей книге рассказывает про несколько исков о «неправомочном рождении» от детей, которые считают, что их родители проявили халатность, проигнорировав результаты теста и позволив беременности продолжиться. А могут ли подать в суд люди с тяжелыми патологиями, чьи родители вообще не стали проверять плод? Это уже не умозрительный вопрос.
Дородовая диагностика и генная инженерия расширяют выбор, но в то же время лишают возможности вообще не выбирать. Каждый человек вынужден решать, что «хорошее рождение», а что нет, — все мы неизбежно становимся евгенистами.
Источник: nauka.tass.ru
